Надеюсь, меня никто сейчас не видит. Франциска не в счет. А своих людей Рейес за подглядывание убьет.

После работы на огороде так приятно хорошенько вымыться, а потом насухо вытереться хорошими полотенцами.

Жаль, полотенце для волос Франциска у меня отбирает.

– Не положено. Господин любит распущенные волосы.

Я едва не шиплю на нее, но сдерживаюсь. А по комнате раздается звон, удивительно похожий на звук колокола.

Я смотрю на Франциску, и она поясняет:

– Господин зовет тебя. Пойдем. Обувь не надевай.

Вот так прийти к Рейесу в одном полотенце? По спине прокатывается липкий озноб.

Франциска поторапливает:

– Давай. Он не любит ждать. За опоздание накажет.

Я плотнее запахиваю полотенце на груди, вскидываю подбородок и иду за ней.

Оказывается, из купальни куда-то ведет узкий и довольно незаметный коридорчик.

Франциска открывает дверь, кому-то кланяется и застывает в проходе статуей. Видимо, я должна пройти мимо, а потом она закроет дверь.

Выбора у меня особо нет. Я шагаю внутрь и замираю, натыкаясь взглядом на высоченную широкоплечую фигуру.

Мужчина одет в белую рубаху с закатанными по локоть рукавами, отчего его смуглая кожа кажется темнее, и черные брюки.

Он стоит спиной ко мне прямо рядом с внушительного размера кроватью. Окон в комнате нет, только еще одна дверь. На полу лежит дорогой пушистый ковер, а около кровати находится столик.

Я не успеваю рассмотреть, что на этом столике, потому что мужчина разворачивается ко мне лицом.

Я ловлю себя на потрясающе странной мысли. Никто у нас не знает, как Диего Рейес выглядит. Он никогда публично не показывает лицо.

Этот мужчина передо мной дьявольски красив.

У него крупные, резкие черты лица. Высокий лоб, черные глубоко посаженные глаза под густыми бровями, четко очерченные скулы, полные чувственные губы и… густая борода.

Это зрелая, опасная красота, и я на миг замираю, не понимая, что этот человек здесь делает.

А потом понимать становится поздно.

Он делает ко мне не шаг, а скорее бросок. А в его глазах что-то страшное. Темное. Звериное.

Это нечеловеческие глаза, хотя и отчаянно красивые. Диего Рейес и вправду демон.

И я шепчу:

– Ты будешь проклят, если меня коснешься.

***

ДИЕГО

На миг мне кажется, что эта девка просто больная на голову. Я перевидал кучу шлюх, но ни одна не осмеливалась говорить мне такое в лицо.

Может, эта просто не в себе? Может, она и не шлюха?

Я не хочу ебать сумасшедшую.

Останавливаюсь и смотрю в ее глаза цвета морской волны. Удивительный оттенок. Я бы подумал, что линзы, но у этой соплячки даже на нормальную одежду денег нет. Значит, все свое, как и сводящее меня с ума прикрытое одной тряпкой тело.

Прищуриваюсь и улыбаюсь. Зло.

– Да, я уже весь пропах серой. Добро пожаловать в ад, чика.

А она только вскидывает подбородок.

– Я тебе не чика.

У меня изнутри волна гнева поднимается и душить начинает. Стискиваю ладони в кулаки. Сейчас проверю, насколько она поехавшая. И выебу. А потом выкину и забуду. Только имя ее запомню.

Таких мало. Одна на миллион, наверное. Я раньше не встречал.

– И кто же ты? Или мне вздергивать твою родню по одному, пока не сознаешься?

– Меня зовут Анхела Рубио, подонок, – а глаза уже не лазурные. Они темные от гнева и ярко блестят.

Не психованная, значит. Психичка не станет огрызаться. А просто не знающая свое место слишком борзая шалава. Слишком красивая для такой суки.

Я делаю шаг к ней, а она податливо отступает к двери.

Вот так. Скоро ты начнешь бояться. Скоро заорешь и начнешь молотить кулаками в дверь, как многие до тебя.

– Сколько тебе лет? Давно продаешь себя? Отвечай, – я спрашиваю тоном, от которого мои люди ссутся.

А эта не ссытся, она просто делает еще шаг назад, сжимая свое проклятое полотенце так, что костяшки пальцев белеют.

– Восемнадцать.

– Я не привык повторять вопросы, – я делаю широкий шаг и практически заталкиваю девку в угол. Она сама юркает туда. Тупая затея.

Хотя все ее поведение тупое и охеренно меня злит. Почему такая, как она, смеет огрызаться, а Клара… Ненавижу этот долбаный мир.

И эту сучку с проклятыми голубыми глазами начинаю ненавидеть. Ее пухлые губы не должны мне дерзить. Но она видимо не понимает, на что нарывается.

– Я не продаюсь.

– Ты просто очень гордая, да? Или, – меня вдруг пронзает несуразная мысль, – уже вся мокрая? Хочешь меня, куколка?

Ее губы сжимаются в линию, а грудь высоко вздымается, завораживая меня.

Я мотаю головой. Нет. Хотя я и выпил, я буду трезвым.

Поведение этой суки и так слишком сбивает меня с толку. А я ненавижу, когда меня водят за нос.

Я беру девку за подбородок. Довольно крепко, чтобы не рыпалась. На грани боли. Она сама нарывается. Сама меня злит. Я ведь могу немного нежнее, если девка сговорчивая.

А эта видимо любит пожестче, вот и провоцирует.

Ее нижняя губа еще больше выдается вперед. Такая соблазнительно пухлая, что у меня ломит от желания ей вставить.

Но это последнее, что я сделаю. Она цапнет. Мне придется ее наказать, но ходить какое-то время травмированным конченым идиотом, не собираюсь.

Так что все эксперименты на потом. Да. С ней мне начинает хотеться «потом». Ее я хочу увидеть на коленях.

Чика шумно выдыхает, мои пальцы ей мешают. Сбивчиво говорит:

– Ты проклят.

Ой, какие мы грозные.

– Я знаю, чика. А что ты мне сделаешь? Укусишь? – и я сдавливаю ее щеки сильнее и сразу ослабляю хватку. Ее чертова выпуклая губа не дает мне связно думать.

И вообще мне не стоило столько пить.

Чика ничего не говорит, а я жду хоть одного слова, но когда понимаю, что его не будет, что она так и продолжит сверлить меня наглыми светлыми глазами, в которых нет страха, сдергиваю ее тряпку.

Ее руки проскальзывают по ткани, но это бесполезно.

Все ее красивое тело теперь передо мной, и я могу делать с ней что угодно. Все, к чему подталкивает мой поистине адский стояк.

Чика реально сочная, даже уродская камера это передавала. А теперь рядом с чикой мне совсем ведет голову.

Мешает только этот долбаный полный ненависти взгляд. Нельзя быть такой злой, сучка.

Я перемещаю ладонь так, чтобы держать ее за подбородок и приподнимаю ее лицо. Она сильно ниже меня. Не очень удобно, но похер.

Потому что от нее сильно пахнет яблоками. Что-то не помню, чтоб давал Франциске распоряжение покупать яблочные приблуды, и мне кажется, что яблоком пахнет сама эта девка.

Анхела. Тот еще ангелочек.

Я сжимаю ее полную грудь в ладони, другой рукой удерживаю ее за подбородок и втискиваюсь в рот. Конечно, она не собирается поддаваться, только крепче сжимает зубы.

Зря, ангелок. Сопротивление меня заводит. Я и у стены тебя не оставлю стоять. Выебу прямо на полу.

Я наматываю ее волосы на кулак и резко дергаю. Так она невольно откроет рот. Очень ненадолго, но я успеваю почувствовать крышесносный вкус ее языка.

Чика не хочет целоваться. Я все исправлю потом, продолжая сжимать ее груди. Они такие упругие, тяжелые и настоящие, что меня уже совсем ведет.

Какого хера я вообще жду и пытаюсь ее приласкать?

Видимо, совсем пьяный. Но ее волосы не отпускаю. Это не прям страшно, но сильно больно и хорошо учит послушанию.

Тебя привели сюда ради секса, шлюха? Ты знаешь, что тебе заплатят. Так дай мне секс, чего ломаешься?

Между ее плотно сомкнутых ног сухо, и меня это бесит.

Она вся какая-то неправильная. От этих жалящих голубых глаз, до слишком большой груди и этой сводящей с ума светлой кожи.

И яблоко, мать его. Сплошной яблочный запах в воздухе.

Я за волосы вытаскиваю девку в центр комнаты и аккуратно «подсекаю». На полу толстый ковер, головой она не ударится.

А на все остальное мне уже плевать. Она падает, раскинув ноги. Пытается их свести, но я замечаю, какое там все внутри нежное.